Где-то в 12 часов дня на нас колонна вышла. Из псковских десантников. Из двух танков, 8 НОМ и 1000 солдат. Они сначала скрывали, но потом уже откровенно нам говорили. Псковские относились нормально. Псковские нам и курить давали, и пить давали, и есть давали. Давали свои росскийские сухпайки. У них половина русских, половина бурятов. Все в «горках», у всех эти их бронежилеты новые, мы начинаем что-то по-украински говорить – они ни хрена не понимают, что мы говорим.

«Дээнэровцы», они зомбированы по-своему. У них своя система: бендеровцы, бендерштат. А у русских, чеченов, бурятов, русских казаков, у них свое – они воюют против Америки. Они нам доказывают, что они с танков вытягивали обгоревшие тела негров. Что они сбили истребитель американский, он упал за Сауровкой, летчик катапультировался, они его нашли, убили, и это был американец.

Камера была рассчитана на пять человек. Нас там было 33 человека. В такую жару. Водили раз в день на полчаса подышать свежим воздухом. Из еды шо – один раз в день одноразовый стаканчик, типа кипяченая вода, типа помои. С полусырой картошкой. 200 грамм получается. Бывало такое, что вообще ни кормили, ни на воздух не выводили. Забухали, забыли про нас, да и все.

Они просто почувствовали, что живая рабсила, бесплатная. За кусок хлеба будут выполнять всю грязную работу. Подметали, разбирали развалины, 200-х возили, стройки разваливали, строили, трупы откапывали. На разминирование нас брали, не важно, знаешь, не знаешь. Пацаны рассказывали, что сепары осматривали снаряд, «в руках не взорвется» – бери и неси его. Одно – слово «в руках не взорвется», другое – что ты берешь и понимаешь, что он может шарахнуть.

Берут на работу 60 человек, а нас охраняет трое-четверо, и то малолетние, по 15 лет.

80% людей там очень запуганы, очень сильно. Даже было такое, что на работах скидывали из окон дома сверток, там – печенька и записка «Мы за вас», «Простите нас» и т.д. А остальные – зомбированные... Есть идейные, конечно. Типа «Донбасс на колени не поставишь».

На пятиэтажке мы работали, там разваленная крыша была, очищали крышу от бревен, дома попробивало. Приезжали местные – то носки, то зубную щетку, кормили. Нам позавтракать бабушки давали, приносят «Нате, мальчики, покушайте». Пообедать, как дома. Они нас одели, кому джинсы дали, кому туфли, кому курточки. Полотенца, одеяла понадавали. Звонить домой? На телефон, пожалуйста. Это местные звонить давали, «сепары» – нет.

Снимали регулярно. Машина чеченов едет, стали – иди сюда дорогой. Лафньюс, Нью-Йорк Таймс, Россия 24, стабильно. Стандартные вопросы. Но рядом стоит автоматчик, и ты ничего плохого не скажешь.

У них на боку БМДешек я видел специальные знаки – точка в кружке. Эта точка в кружке, еще из СССР я помню, обозначала на боевых, что шли десантники псковской дивизии. Так оно и оказалось. Они и сами этого не скрывали. Представились разведбатом псковской дивизии десантной. Их всего было роты 4... Вокруг на БМДешках сидели снайперы с винторезами. Это еще один опознавательный знак, который говорил, что это были русские. Винторезы на вооружении только у них, у русских.

Когда пленных подвозили еще, то нас «уплотняли». Впоследствии в пятиместной камере нас оказалось 30 человек. В двухместных камерах на тот момент было по 8 человек. Вытяжка, конечно, работала, но это не спасало. Воду нам давали только по времени и только техническую.

Был такой среди «дээнэровцев» «Дядя Федя». Он брал каждый день человек по 70 пленных. По факту заставлял заниматься мародерством. Из разрушенных домов мы выносили все, что можно было вынести: стройматериалы, пластиковые окна, доски, металл, другие вещи. «Дядя Федя» – явно местный. Все, что воровали, мы относили к его родственникам.

Когда нас только высадили в Снежном, я пошутил: «Кажется мы попали в плен в СССР». Рупоры, из которых звучали патриотические песенки Советского Союза. Каждую мы вынуждены были прослушивать раз по 20 за день. И так всю неделю. В пятницу крутили детские песни.

Был приказ руководства «ДНР», что пленных можно бить. Один из бойцов пытался мне глаз выколоть.

На работе был хоть какой-то шанс покушать еще. Местные жители вообще-то боялись что-то давать. Но иногда, проходя мимо пленных, закидывали кусок сала или еще что в кусты. Мы потом незаметно подбирали. Иногда волонтеры потихоньку что-то давали. Сигареты, например. Мы рвались на работу, чтоб покушать.

Была возможность бежать. Но мы этого не делали. Потому что за одного бежавшего расстреливали 10 наших ребят.

После серьезных потерь ополчения часто зверели наши надзиратели. Издеваться над нами начинали. Прикладами по лицу били.

Было там такое подразделение «Оплот». Так эти вообще отморозки. Все наркоманы, садисты и бывшие зэки собраны в этом «Оплоте». Развлечением у них было, к примеру, гранату к пленным в бокс кинуть. Она не взрывалась. Такой метод психологического гнета. «Оплотовцев» это очень веселило.

Решение о нашем дальнейшем удерживании после фактического задержания принимал некий Ленин. Его звали Владимир Ильич. У него была татуировка – незаконченное сердце в самом низу, переходящее в крест на запястье правой руки. На левом плече узоры, дракон.

Если не нравился ответ на допросе, то отправляли в коридор, там били. Так сильно не били меня никогда. Там находилась группа настоящих костоломов. Нужно было сидеть лицом к спинке, которая была направлена к стене, а руки держать за спину. Били ногой так, что падал со стулом, а второй ногой били, и стул снова становился на место.

Был один очень пьяный боевик в шортах в майке, с поломанной рукой в гипсу, у которого накануне сына убили свои же. Сильно срывал на мне зло. Он мне ударил в кадык ребром ладони. Я первые три дня не мог пить. Не глотал просто.

Кто-то наступил на ладонь и ножом начал отдирать мне ноготь.

У меня семь или восемь дней моча красная шла. Не мог на спине лежать, так как почки болели, на левом боку не мог, так как ребро. До головы просто нельзя было дотронуться.

Мне дали поговорить с женой. Выставили жене такие требования: в социальных сетях разместить хвалебные отзывы о «ДНР».

Нам иногда давали пистолет с одним патроном и говорили, что если кто-то убьёт второго, то оставшийся будет освобождён.

Працювали з 9 – 10 ранку і поки не сяде сонце, до вечору. Працювали ми щодня, окрім неділі.

Ті, що нас охороняли були місцевими ополченцями. Дехто з них був одягнутий у воєнну форму, дехто ні, були серед них і молоді, і такі кому за 50. У них були автомати, кулемети, гвинтівки. Вони нам казали, що пішли в ополчення після того, як наша авіація розбомбила їхній Торез.

Зловили місцевого, сказали, що він мародер, лазив по хатам. Його прикували до забору, нам не давали його годувати, і він помер. Потім тіло забрали і вивезли.